20 апреля Мосгорсуд объявил беспрецедентный приговор в отношении активиста Константина Котова: полтора года колонии. Таким образом, Котову остается сидеть еще 8 месяцев.

Ранее, 5 сентября 2019, Котов был приговорен Тверским судом Москвы к 4 годам тюрьмы по т.н. «дадинской» статье 212.1 УК за три задержания на акциях протеста.

Прокуратура в этом процессе дважды развернулась на 180 градусов. Изначально прокуратура занимала крайне жесткую позицию. Гособвинитель на процессе Котова требовал и вовсе 4,5 года для активиста. После шума и кампании в защиту Котова, а также поручения президента Путина Генпрокуратуре проверить законность приговора Котову Генпрокуратура запросила скостить Котову срок до года. Шум затих из-за эпидемии коронавируса, суды проходят без слушателей, и вот прокурор уже требует не год, а полтора.

Конституционный Суд в своем определении от 27 января 2020 постановил пересмотреть дело, указав, что Котов не может преследоваться в уголовном порядке лишь за одни только задержания,– для этого он должен был еще нанести вред имуществу или здоровью граждан, чего в его деле нет.

Ровно такое же, по сути, постановление было принято КС по Эльдару Дадину 10 февраля 2017 года. Тогда Верховный Суд через две недели постановил отменить приговор Дадину и освободить его из колонии, а также признать за ним право на реабилитацию в соответствии с постановлением КС.

В случае же с делом Котова Верховный Суд отказал, несмотря на ровно такое же решение Конституционного Суда, как по Дадину.

Адвокаты Котова подали кассацию, которая была рассмотрена вторым кассационным судом общей юрисдикции 2 марта 2020. Суд отменил приговор Котову, но вместо того, чтоб освободить активиста, отправил дело на новое рассмотрение иным составом суда в Мосгорсуд. Причем, на время до пересмотра дела оставил активиста под стражей, вопреки всему. Его даже несколько месяцев не переводили в СИЗО из колонии, в которой Котова были более не вправе держать после отмены приговора.

Однако из-за эпидемии коронавируса суды проходят фактически в закрытом режиме, в зале нет слушателей. И это тоже сыграло свою роль, т.к. и освещение в СМИ уменьшилось тоже.

Закрытость привела к тому, что приговор ужесточили. В суде стали происходить совершенно недопустимые вещи. В частности, как сообщила адвокат Котова Мария Эйсмонт, обвинение «потеряло» флэшку с видео последнего задержания Котова, на которое и опиралась защита, доказывая незаконность уголовного дела даже за количество задержаний, не говоря уж об ущербе. Последний раз Котов был задержан 10 августа, едва выйдя из метро. Он даже не дошел до акции, а прошел по улице 38 секунд. Это эпизод стал спусковым крючком для возбуждения уголовного дела. На это упирала защита, доказывая его незаконность.

Дальше – больше. Суд переносили дважды: с 14 на 16 апреля и, наконец, на 20-е. Прокуратура в ходе переносов якобы нашла «доказательства ущерба», нанесенного Котовым и поэтому его можно уже и сажать по этой статье. 16 апреля прокурор принес в суд иски к организаторам массовых акций протеста 27 июля и 3 августа об «ущербе» имуществу (порче газонов и т.д.) и попросил суд приобщить их к материалам дела Котова. Но причем здесь Котов? К нему исков никто не подавал. Более того, Котов не участвовал в акциях 27 июля и 3 августа, т.к. обе акции просидел в спецприемнике: он был задержан 24 июля, за три дня до акции 27-го и арестован на 10 суток якобы за призыв в Фейсбуке выйти на Трубную 19 июля, т.е. в один из дней когда там проходили массовые сходы, которые, к слову, в те дни никто не разгонял. На самом же деле его взяли в ходе волны превентивных задержаний активистов и лидеров протеста перед так напугавшей власти акцией у мэрии 27 июля 2019. Таким образом, Котов ни 27 июля, ни 3 августа не принимал участия ни в чем. О каком нанесенном Котовым в ходе данных акций ущербе вообще может идти речь? Суд, не моргнув и глазом, приобщил прокурорский абсурд к делу. Иначе говоря, в тишине, пока нет публики и широкого освещения, было сделано все, чтоб подогнать якобы доказательства под намеченный властями приговор.

Как пишет в Фейсбуке один из адвокатов Котова Эльдар Гароз, «эти решения, мягко говоря, не могут быть доказательствами по уголовному делу в отношении Константина, так как они порочны – не относимы к данному делу. Более того, прокурор принёс их (внимание!) в не заверенных копиях, а некоторые из них – просто распечатки судебных актов с сайтов судов. Но это еще не весь абсурд. Как мы выяснили, только три из девяти решений вступили в законную силу, пять решений обжалованы и, соответственно, не вступили в законную силу, а в одном решении в удовлетворении исковых требований вообще отказано. Скажите, как можно представлять такие документы в суд?! Как суд может приобщать такие решения к материалам уголовного дела со словами «прокурор обоснует необходимость представления указанных документов в прениях». Как??».

Уже в ходе судебного заседания 20 апреля прокуратура «вдруг» изменила свою позицию относительно года колонии для Котова и запросила уже полтора.

И вот 20 апреля суд, наконец, огласил приговор: полтора года колонии. То есть ровно столько, сколько просила прокуратура

Сегодняшнее решение означает признание судом правомерности лагерей только лишь за три задержания в течение полугода. Власть, увидев, что все равно придется выпускать, решила сделать так, чтоб Котов все равно был признан виновным, и уголовное наказание в виде лишения свободы всего лишь за сами задержания на акциях сохранилось для всех. Несмотря на уже два решения КС по Котову и Дадину, в которых прямо указано на то, что уголовное преследование не может быть начато только лишь за сами задержания, а может только, когда был нанесен существенный вред здоровью граждан или имуществу. Ничего подобного в делах Дадина и Котова не было. Все это было судами проигнорировано. И кстати, Госдума несмотря на требование того же КС еще в решении по Дадину, то есть 3 с лишним года назад, до сих пор не внесла эти изменения в статью 212.1 УК. А значит, по этой статье будут сажать и других активистов.

И еще, на этом примере мы видим, что закрытость судов ведет к ужесточению приговора. То есть когда граждане приходили в суды поддерживать политзаключенных, это все было не зря.