|
16 июня член Президиума Генерального совета партии "Единая Россия", председатель Комитета Государственной Думы по труду и социальной политике Андрей Константинович Исаев прочел в РГГУ лекцию о русской политической традиции (далее - РПТ) в рамках "Дней русской политической культуры".
Официальный текст лекции опубликован на партийном сайте. Другая версия, с заметными текстуальными отличиями - в партийном еженедельнике "Единая Россия".
Мы посчитали полезным воспроизвести основные тезисы лекции, пользуясь попеременно обеими официальными версиями ее текста. Полужирные заголовки - наши.
Единая Россия - единственный носитель РПТ:
"Сегодня мы утверждаем: "Единая Россия" - единственная политическая сила в современном обществе, которая является носителем русской политической традиции. Естественно, такое утверждение вызывает ряд вопросов. Во-первых, что такое русская политическая традиция? Во-вторых, может ли ее носителем быть партия? В-третьих, может ли претендовать на носителя традиции конкретно наша партия, которой в декабре нынешнего года исполнится всего пять лет, что применительно к тысячелетней истории России, конечно, немного."
Традиция была, носителей не было:
Далее член Президиума Генсовета разоблачил основные политические силы России прошлых времен как носителей европейской политической традиции (РСДРП, эсеры) либо отрицателей политического процесса как такового (Союз русского народа). КПСС же, по мнению Исаева - это не партия, а "институт государственного управления", который "русифицировался. Но продолжал оставаться в шорах далеких от России идей Маркса и Энгельса".
Досталось и ныне действующим партиям (за исключением ЛДПР): КПРФ "при всех своих попытках заигрывать с православием, использовать былинные исторические имена (...) наследует все той же интернациональной марксистской традиции, не учитывающей национального своеобразия России". "Яблоко" и СПС тем более не продолжают никакой русской традиции, так как изначально базируются на идее, что есть только одна модель "правильного развития" общества – западно-европейская. А Россия в их понимании – это такая деформированная часть Европы. "Родина", напротив, претендует именно на продолжение национальной политической традиции. Но претендует абсолютно безосновательно. Их идеология чем-то напоминает идеологию прибалтийских националистов: вот этих мы признаем гражданами, а этих назовем негражданами, а вон тех вообще выгоним из страны. Такую позицию может позволить себе только очень маленький народ, живущий в очень маленькой стране. Если следовать ей у нас, то завтра из России придется выделить небольшую Русскую республику, а послезавтра от Русской республики останется только какое-нибудь княжество Московское. Этот подход русскому народу глубоко чужд, что доказывает вся история нашего развития."
О русском народе:
"Русский народ всегда развивался путем экспансии, расширения – не только в территориальном, но и в духовном смысле. И по пути мы вбирали в себя другие народы. Вбирали, проявляя колоссальную по меркам той же Европы толерантность к чужим традициям и обычаям.
В этом, кстати, одно из наших коренных отличий от США, где строительство нации производится путем "плавильного котла": представитель любого народа через некоторое время становится усредненным американцем. Такие небольшие народы, как тувинцы или буряты в США сегодня уже не существовали бы. У нас и эти, и огромное количество других народов есть, и все они сохраняют свое национальное своеобразие. Но при этом каждый представитель любого из живущих в нашей стране народов всегда может стать русским, если захочет: государствообразующий этнос принимает всех. Россия вбирает, сохраняя."
Первый элемент РПТ - государственность. Неплохая программа Гитлера и Гражданский кодекс Путина:
"Особенная роль государства в национальном самосознании – первый элемент русской политической традиции, на котором есть смысл остановиться подробнее. По-видимому, со времен монголо-татарского ига, когда отсутствие сильного единого государства чуть было не привело к исчезновению нации, эта особенность навсегда отложилась в народном самосознании.
Наполеон предложил русскому крестьянству чрезвычайно выгодную земельную реформу, отмену крепостного права, свободу – все величайшие на тот момент ценности, к которым стремился русский человек. Но в обмен требовалось прекращение существования русского государства, и Наполеон вместо благодарных поселян получил "дубину народной войны". Гитлер также пришел с очень неплохой программой для русских крестьян, и пришел после беспрецедентных сталинских насилий над сельскими тружениками, но встретил мощнейшее в истории партизанское движение.
Это лишь два самых очевидных примера, показывающих, что русский человек воспринимает угрозу государству как угрозу этносу. Поэтому в России народ нормально воспринимает и поддерживает любую модель управления – хоть авторитарную, хоть либеральную – если это суверенный политический режим. А если режим несет угрозу суверенитету страны, народ не поддержит его ни на каких самых выгодных условиях.
По этой причине и Троцкий проиграл Сталину: первый был носителем интернациональных внегосударственных идей, второй – собирателем государства. Поэтому и слова "демократия", "либерализм" стали восприниматься у нас, мягко говоря, неоднозначно: они ассоциируются с политическим режимом, который терял по капле государственный суверенитет России. Не в реформах Гайдара и Чубайса тут дело, а в противоречии между политическим курсом тогдашнего руководства и национальным самосознанием.
Гайдар и Ельцин никогда не решались на реформы, настолько радикальные, насколько проводят сейчас президент и "Единая Россия". Они не посмели всерьез затронуть ни устаревшие налоговые отношения, ни трудовой кодекс. Путин сегодня куда более глубокий реформатор, чем кто бы то ни было в начале и середине 90-х. Но он явный носитель идеи суверенитета, - и пользуется однозначной поддержкой российского общества."
Это версия сайта. А вот как звучит последний тезис в газетной версии:
"...Путин сегодян проводит гораздо более глубокие и радикальные либеральные реформы, чем те, которые позволили себе Гайдар и Ельцин. Они не решились, например, на реформирование трудового и налогового законодательств, Земельного кодекса, на введение нового Гражданского кодекса, буржуазного по существу. А Путин решился и не потерял поддержки общества. Почему? Потому что в отличие от Гайдара и Ельцина он не воспринимается народом как антипод национальному суверенитету. Наоборот, он является олицетворением этого суверенитета. Популярность Путина, которая в августе 1999 года составляла 2 процента, выросла мгновенно после того, как он стал национальным лидером, добившись побед в Чечне. Это очень важный момент, который также, безусловно, учитывается нашей партией в качестве одного из основных постулатов".
Студенты РГГУ, слушавшие одного из вождей "Единой России", вероятно, имеют достаточные представления о законодательном процессе, чтобы сделать правильный вывод: традиция, при которой законы принимаются парламентом, а президент их только подписывает (или отклоняет) - то ли не русская, то ли не политическая.
Хуже обстоит дело с фактами: студенты-гуманитарии ведь способны заглянуть в выходные данные первой и второй частей Гражданского кодекса, "буржуазного по существу" и увидеть, кто и за сколько лет до пришествия Путина их принял. На всякий случай (страна должна знать своих героев) напомним, как это было.
Обе содержательных части ГК были приняты в 1994-1995 годах левоцентристской Думой первого созыва под председательством тогдашнего агрария (а ныне - либерала березовского толка) Ивана Рыбкина. Пользуясь численным перевесом в Совете Думы, правые фракции и центр поставили принятие второй части ГК во втором (решающем) чтении в повестку "посмертного" заседания первой Думы 22 декабря 1995 года (к тому времени уже была избрана, но еще не приступила к работе, вторая Дума - уже не с относительным, а с абсолютным коммунистическим большинством). Коммунисты (устами Анатолия Лукьянова) и примкнувшее к ним страховое лобби (в лице Александра Егорова) требовали снятия кодекса с повестки, но не получили поддержки большинства. Председатель профильного Комитета по законодательству Владимир Исаков (аграрий) от имени большей части (а не большинства) членов Комитета попросил депутатов непременно принять кодекс и закон о введении его в действие уже сегодня, причем сразу во 2-м и в 3-м (окончательном) чтениях. Что и было сделано голосами правых, центра и части левых (за кодекс голосовала треть фракции аграриев).
Не случайно из причесанной версии доклада выпало и упоминание Земельного кодекса. Реальная его история (отклонение Ельциным "левой" версии кодекса, созыв Круглого стола по аграрному вопросу, выработка "умеренной" редакции с попытками отколоть аграриев от коммунистов) могла бы вызвать у слушателей неуместный интерес к "нерусской" политической традиции учета президентом мнения парламентского большинства.
Второй элемент - идеократия:
"Вторая особенность русского народа, которую можно отнести к русской политической традиции, - склонность к идеократии. Нам важнее не интерес, но идея. Поэтому политик, который предложит программу "будем жить хорошо, сыто, спокойно, как в Швейцарии, правда, и размерами будем со Швейцарию", - обречен на поражение. А программа, призывающая на большие жертвы, но ради великой цели, ради великой державы, гарантированно получил всенародную поддержку.
Идея для русских на первом месте: православие – "правильная вера", Третий Рим, наследующий великим империям, социалистическая сверхдержава. И сегодня задача "Единой России" -- возрождение России как сверхдержавы. Задача, надклассовая, опирающаяся на традиционную для нас идею национального лидерства."
В газетной версии пассаж про Швейцарию звучит несравненно ярче: "Если завтра какой-то политик пообещает народу сытную и спокойную, как в Швейцарии, жизнь, но для этого предложит стать маленькой, затрапезной страной - такой политик обречен на поражение".
Третий элемент - вождизм:
"Третья определяющая черта русской политической традиции – необходимость выраженного национального лидера. Многие страны вполне обходятся без такой фигуры. В России же любая эпоха – удачная ли, неудачная – всегда ассоциируется с конкретным руководителем государства. Любой исторический период мы всегда определим как время Петра или Сталина, Путина или Александра III, Хрущева или Бориса Годунова. Кстати, в этом отношении мы близки к США, где первое лицо так же является консолидирующей фигурой нации. По-видимому, это особенность больших стран.
При демократии национального лидера выбирают, но его роль все равно носит особенный характер. Поэтому когда нам говорят: "Единая Россия" - партия одного человека", мы отвечаем: "Единая Россия" -- партия русской политической культуры"."
В газетной версии это звучит так: "Мы - не партия одного человека. Мы - партия русской политической традиции, которая предполагает наличие ясно обозначенного лидера. Так было. Есть. И будет..."
Четвертый элемент - соборность, она же - консенсус (почему Россия - не Франция):
"Четвертая важнейшая черта – соборность. Наличие сильного лидера всегда уравновешивается в России его склонностью к выработке солидарного общественного мнения. Даже при самом жестком самодержавии императоры зависели от общественного мнения. Это видно по тому, какие усилия прилагались в авторитарные эпохи для его формирования. Консенсус в России всегда важнее голосования. (...)
Нас укоряют иногда, что вот Дума проголосовала за некий законопроект четырьмя сотнями голосов "за", недемократично-де получается. А на самом деле, этому голосованию предшествовал длительный процесс согласований между различными группами. И только когда процесс согласований завершился, когда все компромиссы были достигнуты, когда был найден тот самый консенсус – вот тогда законопроект и выносится на голосование. И, естественно, принимается практически единогласно.
Вспомним изменения, которые вносились в Трудовой Кодекс РФ. 300 поправок, затрагивающих так или иначе интересы 30 миллионов человек.. Ни единого массового выступления. Сравните с Францией, где единственная поправка вызвала народные волнения, больше похожие на революцию. Потому что мы, в отличие от французов, не пожалели времени, потратили 3,5 года на согласительные процедуры и достигли компромиссов по всем существенным вопросам."
Пятый элемент - справедливость (но не равенство):
"Справедливость для русского человека, во-первых, всегда на первом месте по отношению к свободе, а во-вторых, практически не связана с равенством. Можно сформулировать русское понятие справедливости как "соответствующее моральному чувству распределение".
Эгалитарность не первична в России. В 2001 году было проведено сглаживание тарифной сетки. Разница между высшим и низшим разрядом была в 10 раз, ее сократили до 4,5. В европейском понимании – это справедливость, в русском – напротив, попрание ее, потому что настоящий мастер своего дела должен получать существенно больше новичка. И профсоюзы выступили против реформы настолько резко, что пришлось все возвращать назад. Можно привести еще немало примеров, когда равенство встречало жесточайшее сопротивление народа, поскольку воспринималось им как несправедливость."
Шестой элемент - свобода вместо воли (единственная русская традиция, которую докладчик предлагает заменить общецивилизационной):
"И наконец, есть у нас специфически русское отношение к свободе. Наверное, ни в одном языке нет такого лингвистического казуса, чтобы два слова были одновременно синонимами и антонимами. В русском языке это слова "свобода" и "воля". "Воля" русскому человеку ближе. Не зря в политическом лексиконе это слово использовалось гораздо чаще и даже вошло в названия первых политический партий: "Народная воля", "Земля и воля". "Свобода" появилась как политическое понятие только в XX веке. Партией народной свободы назвали себя конституционные демократы, кадеты. И получили кратковременный выигрыш – победили на выборах в Думу. "Единая Россия" ставит перед собой задачу трансформировать деструктивную зачастую "волю" в "свободу", являющуюся достижением современной цивилизации."
Краткие выводы:
"Таким образом, главными чертами, определяющими русскую политическую традицию, русскую политическую культуру можно считать: государственничество, главенство идеи над выгодой, консолидацию нации вокруг лидера, потребность в широком общественном консенсусе, стремление к справедливости и воле." (...)
Когда-нибудь у нас появится еще одна партия, наследующая русской политической традиции. Такой и только такой партии мы, если придется, проиграем выборы без больших сожалений, и уйдем в оппозицию, чтобы победить в следующий раз. Но, боюсь, до такой цивилизованной политической системы России еще далеко. И нашим оппонентам еще предстоит повзрослеть и понять, что политическая жизнь у нас должна быть устроена не по западным лекалам и не по выдуманным на пустом месте изоляционистским представлениям, согласно российским реалиям. Одна из этих реалий – русская политическая традиция, без учета которой политический успех недостижим."
|
