|
|
 |
|
Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ А.Л. Кононова |
|
|
|
|
|
02:12:2009 г. |
Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации А.Л. Кононова
по делу о проверке конституционности отдельных положений
Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных)
и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации»
в связи с жалобами граждан
1. Следует признать, что писать особое мнение по данному
делу чрезвычайно трудно потому, что общая парадигма представлений о
праве и демократии кажется разрушенной употреблением тех же понятий и
слов в совершенно ином смысле и приданием, казалось бы, устоявшимся
оценкам противоположного значения. Можно ли представить, что повсеместная ликвидация выборов
глав регионов не умаляет и не ограничивает признанные ранее
избирательные права и не противоречит целям демократии и народовластия?
Можно ли утверждать, что присвоение федеральной властью права диктовать
субъекту Российской Федерации назначение "сверху" его высшего
должностного лица "само по себе" не нарушает принципы федерализма и
разделения властей, а является уравновешиванием основ и баланса
интересов и реализует самостоятельность субъекта Российской Федерации?
Можно ли говорить, что конституционный перечень полномочий Президента
Российской Федерации не препятствует возможности их неограниченного
расширения законом и не противоречит идее правового государства? Можно
ли предположить, что текущее изменение законодательства или некий "дух
времени" могут изменить смысл конституционных норм до неузнаваемости? Это значило бы отрицание очевидного или произвольное
толкование общепринятых понятий. Однако восстановление смысла и
доказательство очевидного далеко выходило бы за рамки нашей задачи,
поэтому приходится апеллировать к здравому рассудку.
2. Прежде всего следует отметить необоснованность прекращения
Конституционным Судом проверки конституционности всех остальных, кроме
статьи 18, оспариваемых положений закона, главными из которых являются
возможность роспуска законодательного органа субъекта Российской
Федерации в случае повторного отклонения предложенной кандидатуры,
право назначения исполняющего обязанности высшего должностного лица
субъекта Российской Федерации непосредственно Президентом Российской
Федерации и возможность отстранения главы региона в связи с утратой
доверия Президента. Конституционный Суд мотивирует недопустимость жалоб
в этой части тем, что оспариваемые нормы якобы не применялись и не
могли применяться, признавая применение в конкретных делах только
статьи 18. Трудно, однако, представить, что законодательный орган не
принимал бы во внимание угрозу своего роспуска, Президент не учитывал
бы возможность назначения исполняющего обязанности, а кандидат,
соглашаясь на это назначение, не знал бы о перспективе утраты им
доверия Президента и своего отстранении в любой момент. Разве не ясно
было каждому жителю субъекта Российской Федерации и региону в целом,
что лишение их права выбора губернатора было применено к ним
непосредственно уже в момент вступления закона в силу? Таким образом,
весь этот комплекс регулирования был задействовал одновременно. Очевидно также, что порядок назначения (точнее говорить
именно о назначении) высшего должностного лица субъекта Российской
Федерации, содержащийся в статье 18, не может быть оценен с точки
зрения его конституционности в отрыве от всей совокупности норм,
которые представляют единую систему неразрывно связанных и
взаимозависимых механизмов и процедур, призванных, по намерению
законодателя, заменить прямые выборы должностного лица населением
региона. Даже если бы эти положения и не были бы оспорены в жалобах,
Конституционный Суд обязан был бы оценивать рассматриваемые нормы в
системе правового регулирования, как этого требует Федеральный
конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации"
(статья 74), и как он это делал ранее по многим делам. Очевидно и то, что в этом случае выводы о
сбалансированности всего механизма назначения высшего должностного лица
субъекта Российской Федерации, о его адекватности смыслу
конституционных норм и принципов были бы иными. Это видно хотя бы из
того, что Конституционный Суд уже высказал свое мнение по ряду
оспоренных положений. Так, в Постановлении от 4 апреля 2002 года N 8-П,
касающемся возможности роспуска законодательного собрания субъекта
Российской Федерации и отрешения от должности его высшего должностного
лица как мер федерального воздействия за нарушение Конституции
Российской Федерации и федерального законодательства, Конституционный
Суд, оценивая действительный смысл оспариваемых положений в нормативном
единстве с другими положениями рассматриваемого закона, пришел к
выводу, что они не противоречат Конституции Российской Федерации и
обеспечивают баланс ценностей лишь при одновременном соблюдении целого
ряда гарантий от необоснованного одностороннего прекращения полномочий:
при невозможности иных мер воздействия, при применении согласительных
процедур, наличии конституционно значимых тяжких последствий,
обязательности судебного механизма, возможности обжалования и т.д. 3. Главным и фатальным противоречием Постановления является
упорное отрицание Конституционным Судом права каждого избирать и быть
избранным главой исполнительной власти региона. Конституционный Суд
утверждает, что такое право (Конституционный Суд называет его то
правом, то правомочием, то возможностью) не закреплено в Конституции,
не вытекает из ее содержания, не относится к общепризнанным правам и
свободам и не является необходимым составным элементом избирательного
права граждан, как и права на участие в управлении делами государства и
на доступ к государственной службе. Представляется, что это отрицание разительно не согласуется
с нормами и принципами Конституции Российской Федерации, которая
утверждает демократическое федеративное правовое государство с
республиканской формой правления (статья 1) и соответственно этим
основам признает многонациональный народ единственным источником
власти, осуществляющим эту власть как непосредственно, так и через
органы государственной власти и местного самоуправления, а высшим
непосредственным выражением власти народа являются референдум и
свободные выборы (статья 3). Права граждан избирать и быть избранными в
органы государственной власти, право участвовать в управлении делами
государства непосредственно и через своих представителей, равный доступ
к государственной службе (статья 32) как важнейшие политические права и
свободы человека являются высшей ценностью (статья 2) и выражением
демократии и народовластия. Они неотчуждаемы, являются непосредственно
действующими, определяют смысл, содержание и применение законов,
деятельность законодательной и исполнительной власти (статьи 17 и 18). Прямые выборы глав администраций всех уровней и во всех
территориальных единицах были предусмотрены еще законом РСФСР 1991
года. После принятия Конституции 1993 года законодательство
последовательно приводилось в соответствие с конституционными
стандартами демократии, и прямые выборы высших должностных лиц
субъектов Российской Федерации были закреплены в законах об основных
гарантиях избирательных прав и об общих принципах организации
законодательных и исполнительных органов государственной власти
субъектов Российской Федерации, а также в региональных конституциях и
уставах. Эти законы имеют прямую отсылку к Конституции Российской
Федерации. Можно ли при этом сомневаться, что указанное право
существует и вытекает из Конституции? Из указанных выше норм
Конституции, из международной практики применения общепризнанных
принципов и норм о правах человека, из учения о толковании правовых
норм следует, что их интерпретация правоприменителем во всяком случае
не может приводить к уменьшению объема признанных прав и свобод. К
сожалению, Конституционный Суд поступил иначе. Не могут служить оправданием ликвидации выборов глав
субъектов Российской Федерации примеры формирования Совета Федерации
или назначения Председателя Правительства и министров. Во-первых, Совет
Федерации по Конституции - представительный и законодательный орган, и
Конституционный Суд, как известно, так и не рассматривал вопрос о
конституционности порядка его формирования. Во-вторых, гораздо больше
аналогий у главы субъекта Российской Федерации с главой государства,
чем с Председателем Правительства или министрами (полномочия по
формированию исполнительной власти, представительские функции, формы
участия в законодательном процессе, взаимодействие с представительными
органами и т.д.). Весьма цинично, однако, было бы утверждать, что народу
вполне достаточно было бы выбирать и иметь только одного представителя
в исполнительной власти - Президента Российской Федерации, с тем чтобы
он назначал остальных. Руководитель региона, бесспорно, является
фигурой, представляющей важное значение для жизни и интересов
населения, особенно (как это отмечалось в настоящем процессе) при
сильном ослаблении местных парламентов и зависимости их от
исполнительной власти. Новый механизм, таким образом, лишил население
не только права избирать и быть избранным, но и права отстаивать свои
права и интересы на региональном уровне, в том числе путем
ответственности перед ним выборного лица. 4. Однако Конституционный Суд уже выразил свою позицию по
этому поводу в Постановлении от 18 января 1996 года по делу о проверке
конституционности ряда положений Устава (Основного Закона) Алтайского
края. Нелишне будет процитировать ее. Тогда Конституционный Суд утверждал, что Конституция
"предусматривает в статье 3 (часть 2), что народ осуществляет свою
власть непосредственно, а также через органы государственной власти. Из
смысла этой статьи в ее взаимосвязи со статьей 32 Конституции
Российской Федерации, закрепляющей право граждан избирать органы
государственной власти, вытекает, что высшее должностное лицо субъекта
Российской Федерации, формирующее орган исполнительной власти, получает
свой мандат непосредственно от народа и перед ним ответственно...
Избранный же законодательным собранием глава администрации не может
считаться легитимным независимым представителем исполнительной власти".
Итак, Конституционный Суд прямо и недвусмысленно назвал тогда
конституционные основания права граждан избирать главу краевой
администрации - они в основах конституционного строя и в правах и
свободах граждан. Но теперь он почему-то не нашел в Конституции таких
оснований вообще, хотя текст Конституции остался прежним. Очевидно, для Конституционного Суда было самым сложным
объяснить кардинальное изменение своей позиции по одному и тому же
предмету, однако, по нашему мнению, это в принципе невозможно.
Нормальная логика не позволяет. Так, Конституционный Суд в весьма
туманных эвфемизмах намекает на некие "конкретные социально-правовые
условия", на "развивающийся социально-исторический контекст", на
полноту суверенитета законодателя, который "на каждом конкретном этапе
развития полномочен корректировать организационно-правовой механизм
достижения конституционных целей". Однако далее следует совершенно
невообразимый вывод о том, что изменение законодательного регулирования
способно, оказывается, изменять смысл тех или иных конституционных норм
и даже их букву и дух. Аргументация Конституционного Суда, если это
можно назвать так, полностью меняет общепринятые представления о
верховенстве Конституции, ее соотношении с законодательством, пределах
ее толкования и собственных правовых позициях Конституционного Суда,
которые свободно могут меняться "в духе времени". С этой точки зрения,
конечно, можно оправдать все, что угодно, но это будет за пределами
права. С такой "логикой" невозможно согласиться. Так,
Конституционный Суд, признавая правомочие гражданина избирать и быть
избранным посредством прямых выборов на должность высшего должностного
лица субъекта Российской Федерации, утверждает, что исключение этого
правомочия федеральным законодателем не может рассматриваться как
нарушение статей 32 и 55 Конституции Российской Федерации. Но часть 2
ее статьи 55 содержит прямой запрет законодателю издавать законы,
отменяющие и умаляющие права и свободы человека и гражданина. Нельзя,
но можно? 5. Оспариваемые в данном деле нормы образуют процессуальный
механизм, названный "наделением полномочиями высшего должностного лица
субъекта Российской Федерации". К сожалению, Конституционный Суд
узаконил это понятие без всякой критики. Следует признать, однако,
экспертное мнение, что конструкция "наделения полномочиями" юридически
непонятна и некорректна. Очевидно, что данное лицо не может
"наделяться" полномочиями главы исполнительной власти, поскольку
наделяющие его органы ими не обладают. Приобретаются те полномочия,
которые предусмотрены его статусом и должностью. Очевидно, что в этом
процессе нет и никаких элементов выбора - безальтернативные выборы
назывались таковыми только при советской власти. Роль представительного
органа в этом процессе предельно минимальна: он абсолютно лишен
какой-либо инициативы и должен лишь утвердить предлагаемую кандидатуру
под угрозой собственного роспуска или назначения временно (время это,
впрочем, не ограничено точным пределом) исполняющего обязанности
должностного лица. Очевидно, что этот механизм представляет стопроцентную
юридическую гарантию Президенту реализовать свою политическую волю и
провести любого нужного ему кандидата. Никак не меняют это соотношение
и любые другие предложения, вроде представления кандидата от выигравшей
партии, поскольку последнее слово всегда остается за Президентом.
Региональный парламент здесь представлен исключительно лишь для
создания видимости легитимизации должностного лица субъектом Российской
Федерации, а весь процесс, по сути, есть назначение должностного лица
Президентом, т.е. федеральной властью. Назначенное таким образом лицо,
находясь в полном подчинении центральной федеральной власти и, по сути,
являясь ее агентом, не обладает никакой самостоятельностью и лишено
какой бы то ни было независимости, поскольку может быть отстранено от
должности волей Президента в любой момент и без объяснения причин. Ибо
"утрата доверия Президента" может означать все что угодно, включая
утрату лояльности, преданности, партийного единомыслия и т.д. Собственно, этого, очевидно, и добивалась федеральная
власть, и это оправдывает Конституционный Суд, прямо и откровенно
называя назначенное должностное лицо элементом и звеном в единой
системе государственной власти в Российской Федерации, которое
находится в отношениях субординации, т.е. служебного подчинения,
непосредственно с Президентом. Иными словами, самостоятельная ветвь
исполнительной власти субъекта Российской Федерации просто превращается
в подразделение федеральной структуры. Право Российской Федерации
устанавливать для субъекта порядок формирования его исполнительного
органа власти и назначать его высшее должностное лицо Конституционный
Суд аргументирует тем, что, хотя это и не регламентируется
непосредственно Конституцией, но якобы вытекает из таких ее положений и
принципов, как государственное единство, целостность и полнота
суверенитета, принадлежащего исключительно Российской Федерации,
единство системы государственной власти (статья 5, часть 3) и единая
система исполнительной власти (статья 77, часть 2), которые многократно
повторяются в тексте Постановления. Конституционный Суд почему-то утверждает, не обосновывая
этот тезис как само собой разумеющееся, что статус высшего должностного
лица и основы порядка формирования исполнительных органов субъекта
Российской Федерации содержатся в понятии "общие принципы организации
системы органов государственной власти субъектов Российской Федерации"
(статья 72, пункт "н" части 1, Конституции), т.е. относятся к предмету
совместного ведения и потому регулируются федеральными законами (статья
76, часть 2, Конституции). Все это называется "уравновешиванием"
демократии, суверенитета, государственной целостности и федерализма. Однако ни демократия, ни федерализм в таком понимании духа
Конституции не присутствуют. Суверенитет, целостность, единая система
государственной власти и централизация управления, как известно,
характерны для унитарного государства. Федерацию же отличают, как
минимум, возможность ее субъектов самостоятельно, без какого-либо
вмешательства центральной власти образовывать (формировать) собственные
органы государственной власти и наличие взаимного разграничения
предметов ведения и полномочий. Все это есть в российской Конституции и
даже в аргументации Постановления Конституционного Суда, но ровно
никакого влияния не оказывает на его выводы, абсолютно им противореча.
Да и трудно представить, чтобы рассматриваемый механизм назначения
губернаторов хоть сколько-нибудь соответствовал принципам федерализма. Если те же самые нормы Конституции, на которые ссылается
Конституционный Суд, читать по-другому, то никакой единой, в смысле
унитарной, системы государственной власти там не обнаружится. На самом
деле речь идет о двух системах государственной власти - системе
федеральных органов и системе органов государственной власти субъектов
Российской Федерации, каждая из которых имеет собственные полномочия. Так, статья 5 (часть 3) Конституции Российской Федерации
разграничивает единство системы государственной власти по предметам
ведения и полномочий между органами государственной власти Российской
Федерации и органами государственной власти ее субъектов. Статья 11 в
части 1 перечисляет федеральные конституционные органы государственной
власти, в части 2 устанавливает, что государственную власть в субъектах
Российской Федерации осуществляют образуемые ими органы государственной
власти, а в части 3 говорит о разграничении предметов ведения и
полномочий между этими двумя системами. Статья 77 вновь подтверждает,
что система органов государственной власти субъектов Российской
Федерации устанавливается субъектами самостоятельно в соответствии с
основами конституционного строя и общими принципами организации
представительных и исполнительных органов государственной власти,
установленными федеральным законом (часть 1), однако единую систему
исполнительной власти в Российской Федерации федеральные органы и
органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации образуют
лишь в пределах ведения и полномочий Российской Федерации и по
предметам совместного ведения (часть 2). Вне этих пределов субъекты
Российской Федерации обладают всей полнотой государственной власти
(статья 73). Таким образом, единство это не иерархически-однородное и
не всепоглощающее, а лишь частичное, ограниченное определенными
пределами функциональных связей. Из этих положений вовсе не вытекает, что федеральная власть
может самостоятельно, по своему велению формировать органы
исполнительной власти субъекта Российской Федерации как часть, элемент
или звено собственной территориальной структуры и назначать
соответствующих должностных лиц. Такой вариант предусмотрен частью 1
статьи 78 Конституции только для федеральных органов исполнительной
власти. На самом деле именно в этом смысле и задуман оспариваемый
механизм и его оправдание, но в таком толковании он исключает всякую
самостоятельность субъекта Российской Федерации, в том числе в сфере
своего исключительного ведения, и не мыслим как удовлетворяющий
принципам федерализма. Представляется бездоказательным и ошибочным отнесение
полномочий по формированию (образованию) исполнительных органов
субъектов Российской Федерации к общим принципам организации системы
органов государственной власти, т.е. к предмету совместного ведения,
регулируемому федеральным законом. Сравнение разделения предметов
ведения и полномочий Российской Федерации и ее субъектов опровергает
этот тезис. Так, пункт "г" части 1 статьи 71 Конституции относит к
предмету ведения Российской Федерации, по крайней мере, три полномочия:
а) установление системы федеральных органов законодательной,
исполнительной и судебной власти, б) установление порядка их
организации и деятельности, в) формирование федеральных органов
государственной власти. Заметим, что никаких полномочий в отношении
органов государственной власти субъектов Российской Федерации, в том
числе участие в их формировании федеральной власти, здесь не
содержится. Пункт "н" части 1 статьи 72 к совместному ведению
Российской Федерации и ее субъектов относит лишь установление общих
принципов организации системы органов государственной власти и местного
самоуправления. Здесь ничего не говорится о процедуре и полномочиях по
их формированию. Таким образом, в силу статьи 73 Конституции
формирование субъектом Российской Федерации своих органов
государственной, в том числе исполнительной, власти относится к его
исключительному ведению и не может подвергаться федеральному
вмешательству. Еще более сильно это подтверждает относящееся к основам
конституционного строя положение части 2 статьи 11 Конституции, прямо
утверждающее право субъекта Российской Федерации самому образовывать
свои органы, осуществляющие государственную власть на его территории.
Система этих органов, как гласит и часть 1 статьи 77, устанавливается
субъектами федерации самостоятельно в соответствии с основами
конституционного строя и общими принципами организации. При этом у
субъекта Российской Федерации остается правомочие собственного
регулирования этих вопросов за пределами общих принципов. Однако
оспариваемую в настоящем деле подробно прописанную и конкретную
процедуру назначения высшего должностного лица исполнительной власти
субъекта Российской Федерации Президентом Российской Федерации,
очевидно, никак нельзя отнести к общим принципам и совместить с
самостоятельностью субъекта Российской Федерации в формировании
собственного органа власти. Федеральный законодатель, таким образом,
превысил свои конституционные полномочия и присвоил не принадлежащую
ему компетенцию вопреки основам конституционного строя. 6. Не имеют конституционного обоснования и полномочия
Президента Российской Федерации, как это предлагается в оспариваемой
процедуре, подбирать кандидатов, назначать их на должности глав
исполнительной власти субъектов Российской Федерации, беспрепятственно
и безмотивно отстранять их от должности и распускать представительные
органы субъекта Российской Федерации при отклонении предложенных
кандидатур. В Конституции закреплены только два полномочия Президента в
отношении субъектов Российской Федерации: возможность использовать
согласительные процедуры для разрешения разногласий (статья 85, часть
1) и право приостанавливать действие актов органов исполнительной
власти субъектов Российской Федерации в определенных ситуациях (статья
85, часть 2). В обоих случаях вопрос окончательно решается судом. Если
предположить, как это делает Конституционный Суд, что не
предусмотренные Конституцией полномочия Президента, поскольку он
является представителем всего народа, могут быть беспрепятственно
расширены федеральным законом, то зачем тогда вообще нужна Конституция?
7. В Постановлении Конституционного Суда по данному делу
есть пассаж с обращением к международным пактам, Конвенции о защите
прав человека и основных свобод и практике Европейского Суда по правам
человека, который призван доказать, что оспариваемый акт как бы
выдерживает общепризнанные требования к демократии и народовластию и
обеспечивает необходимый баланс федеральных и региональных интересов.
Однако вряд ли можно найти подтверждение этому в международной
практике, прежде всего потому, что для федеративных отношений это
беспрецедентный случай в мире. Весьма показательно заключение Европейской (Венецианской)
комиссии "За демократию через право" о проекте (он, кстати, практически
не изменился) оспариваемого федерального закона, которое, несомненно,
было известно Конституционному Суду. Распространялось даже мнение, что
Комиссия, якобы, подтвердила соответствие проекта европейским
стандартам, однако вот что было на самом деле. Комиссия, в частности, отметила, что законопроект очевидно
и существенно уменьшает полномочия субъектов Российской Федерации
самостоятельно формировать свои органы власти, он явно не учитывает
принцип, которому следуют в других европейских федеративных
государствах, предусматривающий, что субъекты федерации самостоятельны
в определении состава своих органов власти без вмешательства со стороны
федерального уровня. Не является обычным, что законопроект делает для любого
кандидата невозможным стать главой исполнительной власти субъекта
Российской Федерации, если он не предложен Президентом Российской
Федерации. Это с трудом представляется согласующимся с принципом
федеративной организации государства. Баланс в этих отношениях очень
сильно смещен в сторону федерального уровня. Доминирующая роль
Президента в избрании и отрешении от должности главы региональной
исполнительной власти без какого-либо участия парламентского органа на
федеральном уровне представляется трудно совместимой с духом
сотрудничества между различными уровнями власти, необходимым в
федеративном государстве. Предлагаемая реформа, как дипломатично
отмечает Комиссия, доходит до крайних пределов того, что еще может
считаться федеративной моделью. Особую озабоченность у Комиссии вызывают последствия
законопроекта для Совета Федерации, и эту озабоченность нельзя не
разделить. Основные задачи Совета Федерации, отмечает Комиссия,
состоят, согласно статьям 101 и 102 Конституции Российской Федерации, в
контроле за деятельностью федерального правительства и, особенно,
Президента. Однако половина членов Совета Федерации назначается высшими
должностными лицами субъектов Российской Федерации, и если эти
должностные лица сами назначаются Президентом и могут быть отрешены им
от должности в любой момент в случае утраты доверия, то тогда этих
членов Совета Федерации, назначенных исполнительной властью, нельзя
считать достаточно независимыми для значимого наблюдения и контроля за
федеральным правительством и Президентом. В этом случае возникает
вопрос о совместимости этого состава Совета Федерации с принципом
разделения властей, признанным в статье 10 российской Конституции. Согласно выводу Венецианской комиссии в России имеет место
устойчивая тенденция к укреплению центральной власти без изменения
текста Конституции. Риск подобного конституционного развития вне текста
Конституции состоит в том, что в итоге нормативная сила Конституции
может уменьшиться. Аналогичные выводы содержатся и в резолюции Парламентской
ассамблеи Совета Европы от 22 июня 2005 года о выполнении Российской
Федерацией своих обязательств. Ассамблея полагает, что пакет реформ,
внесенный с целью усиления "вертикали власти", является причиной
серьезной озабоченности, поскольку во многих отношениях подрывает
систему сдержек и противовесов, необходимую для нормального
функционирования любой демократии, что совершенно несовместимо с
основным демократическим принципом разделения властей. И чтобы уже окончательно все было понятно с оценкой
оспариваемого закона с точки зрения стандартов западной демократии,
приведем мнение известного немецкого конституционалиста Отто
Люхтерхандта. Представим себе, пишет он, что в целях борьбы с
международным терроризмом посредством укрепления внутреннего единства и
централизации исполнительной власти президент США внес бы в Конгресс
закон о том, что губернаторы штатов больше не будут избираться народом,
а по его представлению будут утверждаться региональными парламентами.
Если же это не происходит, то президент имеет право распустить
парламент и назначить губернатора самостоятельно, а также может
отказать ему в доверии и принудить к уходу в отставку. Реакция
американской общественности в этом случае, пишет Люхтерхандт, была бы
предсказуемой. Такая инициатива была бы оценена как массированная атака
президента на Конституцию, федеративное устройство страны, как явная
политика президента использовать страх общественности для укрепления
собственной власти. Конгресс бы единоглассно отклонил такой
законопроект, начал бы процедуру импичмента и принудил бы президента к
добровольной отставке. Некоторые люди высказали бы предположение, что
президент потерял разум и ему нужно лечиться. Не сильно бы отличалась и
реакция в Федеративной Республике Германии, если бы такая инициатива
исходила от федерального правительства. Отставка канцлера была бы
запрограммирована. До включения в этот процесс конституционного суда
дело даже бы не дошло. Такие инициативы рассыпались бы в самом начале,
более того, и в США и в ФРГ они политически просто немыслимы.
Источник: сайт Конституционного Суда РФ
|
|
| |
|
|
|
