– В октябре 2010 года.

– Сколько у вас человек на данный момент?

– У нас есть председатель – Владимир Владимирович Степанов, есть я как заместитель, есть волонтеры, но официально никто пока не устроен.

– За это время что-нибудь вообще сделано?

– Смотря что под этим понимать. То, что мы сделали сами, своими силами – это участвовали в 42 уголовных делах. Большой пользы нигде, конечно, не было. Только в одном случае, когда был областной суд по обвинению в том, что человек напал на следователя – в результате, его освободили. А вообще мы, конечно, вносим свои ходатайства, но реально к нам никто не прислушивается, нас обычно гонят. Мы смогли, например, инициировать комиссию в государственной зоне – о которой писали в октябре-месяце. Такие вот вещи – конечно, небольшие, незначительные – поскольку финансирования нет, у нас всё на добровольной основе.

– Самая болезненная тема – это, конечно, зона. У нас, к сожалению, общероссийская тенденция: в зонах всё чаще применяют пытки. Когда мы подняли волну в прошлом, в этом году, привлекли твиттер – таких жалоб стало немного меньше. Таким образом, мы считаем, что тоже, возможно, какую-то небольшую пользу здесь принесли – в том плане, что просто обратили на это внимание тех же органов и общественности.

Вторая тема, которая беспокоит нас – это неправосудные приговоры. В целом по России, 60% находятся сейчас на зонах в результате неправосудных приговоров. Неправосудные они в том плане, что человек, который сидит – это, может быть, действительно плохой человек – но если его, например, обвиняют в том, что он убил бабушку, по 105 статье, то не надо доказывать, что он убил дедушку. А у нас сейчас это норма: следователи, особенно по 105 статье, собирают в деле какой-то винегрет, а потом отправляют его в суд. Суд же, вместо того, чтоб отправить дело назад, боится, всё это глотает и выносит приговор на основании вот такой, полной ошибок работы следователя. Фактически, у нас уже нет сейчас никакого суда. Очень просто определить: когда обвинительные заключения переписываются в приговоре слово-в-слово, без изменений, иногда даже с ошибками, это означает, что судебного процесса не было и приговор неправосудный. И наша задача – обращать на это внимание.

Третье, что тоже нас интересует – это дела по экстремизму. То, в чем наша организация принимала участие, – это в Горном Алтае был процесс над свидетелями Иеговы. Их обвиняли в распространении экстремистской литературы – но слава Богу, там процесс закончился без обвинительного приговора, то есть какого-то политического заказа, видимо, не было. Вот сейчас мы, наверное, примем участие в деле якобы разоблаченной мусульманской секты, распространявшей экстремистские материалы. У меня есть сведения, что, конечно же, это неправда: люди отрицают, что распространяли литературу. Таким образом, по экстремизму многие дела также с вопросом – и прежде всего, это вопрос в отношении самого закона, антиконституционного по своей сути. Это «закон для лентяев», которые не могут разбираться с терроризмом на Кавказе, и для того, чтобы велась какая-то работа, придумали «Центр Э»: сейчас можно не ехать на Кавказ, а разбираться здесь, с нами. Закон написан так, что абсолютно любого можно обвинить в экстремизме. К счастью, пока что эта статья не применялась у нас широко – хотя сама по себе она допускает сколь угодно широкое применение, и сейчас ее уже начинают постепенно применять. Значит мы будем бороться против нее и, в том числе, за тех, кто попал под данную статью.

– Программа «Гражданский омбудсмен» также предусматривает подготовку предложений по усовершенствованию законодательства. Есть ли у вас какие-то конкретные идеи?

– Их масса, это долго очень рассказывать.

Ну вот хотя бы чтоб они отказались от антиконституционных законов: например, таких как «Закон о митингах и собраниях» или «О пропаганде гомосексуализма».

А так, например, можно было бы принять нормальный закон о строительстве малоэтажного жилья – земли у нас очень много, выделить ее тоже несложно.

Также мы уже два года предлагаем создать комиссию, чтобы просто разобраться с тарифами ЖКХ.

Однако, всё, что облегчает жизнь человека, скорее всего, у нас не будет сделано никогда.

– Есть ли еще у нас в области другие организации, осуществляющие правозащитную деятельность?

– Есть, конечно! У нас вообще более 250 организаций, которые назвались правозащитными. Те из них, которые являются якобы правозащитными, это, например, организации ветеранов МВД – я не считаю их правозащитными, они защищают только права своих: бывших офицеров, ФСБ-шников. Еще есть, например, организация по общественному наблюдению за УФСИН – но, к сожалению, она опять-таки больше защищает права УФСИН, нежели права заключенных – хотя они себя рекламируют, будто находятся на нейтральных позициях.

– У нас ведь в области пока даже обычный омбудсмен отсутствует?

– Новосибирская область решительно отказывается выполнять федеральный закон – принимать местные нормативы об уполномоченном по правам человека. Это продолжается с 2006 года, уже в течение 7 лет. При этом, за один день был принят закон о противодействии пропаганде гомосексуализма, в течение одного дня без рассуждений приняли закон о митингах – и есть целый ряд таких антиконституционных законов. Законодательное собрание под разными предлогами говорит о том, что они не знают, не понимают, что это такое – ведь за отсутствие такого закона их никто не накажет: это же не закон о налогах или об армейском призыве. Во всей Сибири такого уполномоченного нет только у нас и в Кемеровской области – они делают вид, что нам это не нужно. Но неправда – нам это нужно.